Разработка Ошурковского месторождения в Бурятии становится все реальнее. Людей беспокоит, как добыча апатитов скажется на экологии. Но насколько обоснованны их страхи? Мы обсудили главные тревоги жителей с известным ученым Бурятии Евгением Кисловым.
Евгений Кислов — кандидат геолого-минералогических наук, ведущий научный сотрудник Геологического института им. Н. Л. Добрецова СО РАН, доцент кафедры геологии БГУ, эколог и сопредседатель регионального штаба Народного фронта.
«У нас в организме больше апатита, чем в Ошурковской руде»
— Правда ли, что в апатитовой пыли есть нефелин и полевые шпаты, которые могут загрязнять окружающую среду?
— Так думают те, кто не знает особенностей конкретно Ошурковского месторождения. Или считает, что оно такое же, как в Мурманской области. Именно там апатит-нефелиновые руды, в щелочных породах которых много различных тяжелых металлов, редких элементов. У нас совершенно другие породы. И самое главное: никакого нефелина в Ошурково нет в принципе.
Полевые шпаты действительно есть, но их порядка 20 %. Мы с вами живем в Улан-Удэ, ходим по желтенькому песочку. А это аркозовый песок, в нем 66 % полевых шпатов. Разница в 3,5 раза!
Кроме того, нужно понимать, что все работы состоят из нескольких этапов. Сейчас есть проект геологоразведочных работ: пробурить 8 скважин в диаметре не больше 10 сантиметров и три скважины на воду из одной точки. И на этом этапе делать больше ничего не нужно — это минимальное воздействие. Ни одного кустика не надо рубить, чтобы работать.
Второй этап, который пока под вопросом, — это опытно-промышленные работы. И для них можно использовать уже существующий карьер, там порода набита — глыбами лежит. И дорога к ней есть. Может быть, этого хватит для опытно-промышленных работ. Только после этих этапов, если результат будет положительным, начнется проект отработки. То есть пока рано даже говорить о пыли.
— Получается, на этом этапе они даже не будут менять ландшафт?
— Ландшафт там очень сильно изменен в процессе работ 1962–1970 годов. Там есть несколько карьеров, дороги, канавы через всю гору. Экологический ущерб уже нанесен «Бурятгеологией». По факту, сейчас его должны возместить за счет бюджета Бурятии. Но есть ли на это деньги?
Вот пример: на Холоднинском месторождении есть керносклады и дома, которые бросили после разработки, из одной штольни течет вода. Бурятия заплатила 17 млн рублей только за проект рекультивации одной штольни. Федерация на это деньги не дала — проект «протух». А мы говорим о 500 гектарах, где через всю гору идут каналы и карьеры. Восстанавливать это будет очень затратно! А тут к нам придет недропользователь, который сделает это всё за свой счет.
Иногда говорят: вот, налог на добычу полезных ископаемых — половина уходит в Москву. Недропользователь платит 27 налогов и сборов, и один из самых важных для нас — это налог на доходы физических лиц, половина которого идет в бюджет республики, половина — в районный бюджет. В Бурятии чем больше людей работает в горнодобывающей промышленности, тем выше средняя зарплата в социальной сфере, поскольку она привязана к средней зарплате по региону.
— Вернемся к составу апатита. Правда ли, что там есть уран и другие вещества, опасные для здоровья человека?
— Больше урана в гранитах, на которых мы живем. В тех породах очень низкие содержания. Люди на слушаниях вспоминали еще стронций-90. У стронция ионный радиус очень похож на кальций, и он замещает кальций в апатите. Но стронций имеет два радиоактивных изотопа, которые не встречаются в природе. Это продукт либо ядерных взрывов, либо работы ядерного реактора. У нас на Ошурково ни того, ни другого не было. Там стронция-90 нет.
Апатит абсолютно безвредный, очень устойчивый. У нас кости на 70–80 % состоят из гидроксилапатита. А зубная эмаль — это 100 % апатит. То есть в нашем организме больше апатита, чем в ошурковской руде.
«Экономика заставляет думать об экологии»
— Еще есть теория, что компания хочет вырыть на месторождении огромный котлован в 500 метров, и туда вся Селенга может перетечь. Такое возможно?
— Напомню, проекта нет. Пока есть только декларация о намерениях, и по ней максимальная глубина котлована — 200 метров от вершины горы. Как углубляться, когда у подножия идет федеральная трасса?
— А что касается шахтных и сточных вод? Есть версия, что они занесут фосфаты и тяжелые металлы в реки.
— Дело в том, что Ошурково — это магматический массив. Это достаточно плотные породы. Там нет грунтовых вод. Если есть вода — она по трещине выходит, и они разгружаются. Значит, на севере — это ручей Ошурково, а на юге — ручей Уточкина падь.
Фосфаты. Я уже сказал, что апатит — устойчивый минерал, в россыпях он накапливается, а не растворяется. Поэтому добытый апатит нуждается в переработке.
Что касается тяжелых металлов, дело в том, что люди знают: отрабатываются месторождения на металлы, и в основном они сульфидные. Свинец получаем из сульфида свинца галенита, цинк — из сульфида цинка, сфалерита; ртуть — из сульфида ртути киновари. Большинство металлов получается из сульфидов. Они в приповерхностных условиях при контакте с водой и воздухом разлагаются. Получается сернокислотный раствор тяжелых металлов. В Ошурково сульфидов нет.
В Советском Союзе предприятия не платили ни за забор воды, ни за сброс. Они не задумывались о плате за реагенты для обогащения. Апатит обогащается флотацией. Нужен специальный раствор, который пеной поднимает апатит, отсеивая ненужное. Эти реагенты стоят денег. Им выгоднее сделать замкнутый оборот, чтобы меньше платить за забор и сброс, меньше покупать дополнительных реагентов. Чистая экономика заставляет думать об экологии. Рассчитывать на экологическое сознание хорошо, но карман работает лучше.
— Понятная тревога людей — это отходы. Насколько они могут быть опасны?
— Проведение геологоразведочных работ позволит выявить наиболее богатые участки, чтобы было меньше отходов. Уже известно, что там 30 % калийсодержащих минералов — их можно использовать для удобрения почвы. А отходы обогащения — как инертный закладочный материал. Он нужен Бурятии, к примеру, для рекультивации.
У нас каменноугольную смолу с фенольного озера будут вывозить — эту яму надо чем-то заполнить. Глиняные карьеры на Восточном тоже надо рекультивировать. Есть больше ста свалок в центральной экологической зоне. После их рекультивации путем вывоза останутся карьеры, чем их заполнять? И как раз-таки после разработки месторождения в Ошурково у нас будет необходимый инертный закладочный материал. То есть отходы не просто не опасны. Их можно будет даже заново применить с пользой.
«Люди туда ездят полюбоваться»
— Раньше вы были против разработки Ошурковского месторождения. Что изменилось?
— Я был против того экстенсивного проекта, но технологии меняются. Если сейчас будет нормальный проект на 25 лет работы с минимальным воздействием, это хорошо.
Я был в городе Апатиты четыре раза. И мне бы хотелось, чтобы Улан-Удэ был таким же зеленым, с таким же чистым воздухом, как Апатиты. Неподалеку там город Кировск с очень популярным горнолыжным курортом. Неужели люди за огромные деньги едут покататься на горных лыжах в апатит-нефелиновой пыли? У меня приятель, москвич, работал в США. Оттуда уехал в Апатиты и остался. Ему там хорошо. Вот вам ответ.
Еще пример: компания-партнер «АпатитАгро» организовала промышленный туризм на Томинский ГОК и на Коркинский разрез. И люди туда ездят полюбоваться. На Коркинском разрезе раньше вообще была беда. Федеральную трассу перекрывали из-за дыма с капельками серной кислоты, поселок Роза сползал в карьер. Сейчас там растут трава, деревья. ГОК заполняет разрез и оттуда обратно выкачивают себе воду. Работает система.
Бурятия — это нищий, который сидит на сундуке с бриллиантами и просит подаяния у Москвы. Из 700 месторождений отрабатывается, может быть, 70. А ведь есть важнейшие месторождения: того же лития, который сейчас всем нужен, глинозема, марганца, хрома. Всё есть, но лежит без дела. Так, может, инвесторы не идут, потому что видят, как к ним тут недоброжелательно относятся? Хотя рискуют своими деньгами, чтобы принести доход и пользу Бурятии.
