В операционной он сталкивается с травмами, которые в мирное время врачи видят крайне редко. Минно-взрывные ранения, множественные переломы, ожоги и повреждения сосудов - всё это требует не только профессионализма, но и внутренней стойкости. А дома его ждут четверо детей, семейные заботы и рыбалка, помогающие врачу сохранять душевное равновесие.
Деревенский мальчик, выбравший медицину
- Сергей, в вашей семье, среди ваших родных были медики?
- Нет. Я родился и рос в семье учительницы и водителя. Воспитывался в небольшой деревне Унэгэтэй Заиграевского района вместе со старшим братом. Там же я окончил среднюю школу. Уже во время учёбы у меня были наклонности к медицине: мне нравились биология и химия, было интересно, что и как происходит, какие реакции при каких условиях и так далее. К старшим классам я начал планировать поступление в медицинский вуз.
- Какие на тот момент у вас были представления о профессии врача?
- Конечно, они были немного другими. Наверное, привлекала романтика профессии, её благородство. Это и сейчас есть, но, когда ты юн, не думаешь, что будет настолько сложно.
В 2004 году я поступил на медицинский факультет БГУ. В 2011 году окончил и поступил в ординатуру по профилю «Травматология и ортопедия». Обучение проходило также на базе БГУ в трёх наших больницах. В БСМП, где оказывают экстренную помощь, я получил первичный опыт. Затем была Железнодорожная больница, а после - Республиканская клиническая, где я остался работать в отделении травматологии.
Ещё в ординатуре нам разрешали оперировать, но, разумеется, под наблюдением руководства. На сегодня мой стаж уже 13 лет.
- Что вам дает работа в главной больнице республики?
- Развитие, конечно. Развиваться как специалист в своём направлении, быть на волне всех трендов медицины. Ведь она движется вперёд, как и наша больница, где ежегодно внедряются новые современные методы диагностики и лечения пациентов. Здесь проводятся сложнейшие хирургические вмешательства на уровне федеральных центров, то есть мы стараемся сделать так, чтобы нашим землякам не приходилось выезжать куда-то на запад, а получать всю помощь дома.
Когда решение хирурга определяет судьбу
- Что самое сложное в вашей работе?
- Наверное, принять решение о необходимости операции. Потому что в травматологии у нас основной контингент - это пожилые люди со множеством хронических и других сопутствующих заболеваний. Часто приходится ставить на чаши весов два вопроса - принесёт ли операция пользу пациенту или сделает хуже, чем могло быть без неё. В общем, многое зависит от принятого тобой решения. К счастью, хирург в этом деле не остаётся один - рядом всегда есть команда, в том числе более опытные коллеги.
В стрессовых ситуациях решение приходит само. Я не могу это объяснить даже. Возможно, это чутьё.
- Как изменилась ваша хирургическая практика после начала работы с ранеными бойцами СВО?
- Взгляд на лечение в целом изменился, потому что боевые ранения - это значительно другая специфика, иной характер травм. Они зачастую требуют комплексного, длительного лечения. В повседневной, так скажем, рутинной травматологии мы с такими травмами крайне редко сталкиваемся. Самые сложные минно-взрывные ранения - они комбинированные. То есть, помимо переломов, пациенты получают и ожоги, и разрывы сосудов, и массивные повреждения мышц, нервов.
Видя такие ранения, стараешься отключать эмоции. Тем более, мы, хирурги, к такому были готовы. В остальном, как и с любым пациентом, с военнослужащим нужно наладить позитивный контакт, настроить на восстановление. А пациент должен работать с врачом, слушать его и стремиться к выздоровлению.
Настоящее чудо
- Был ли случай, когда пациент удивил вас своей силой духа больше, чем результатами в лечении? Стремлением жить.
- Да, много таких случаев… Был у нас как-то парень 20 лет. Упал с высоты пятого этажа. Привезли его в крайне тяжёлом состоянии, в травматическом шоке, без сознания. У бедняги были множественные переломы - ног, таза, рёбер, а также травма живота с разрывом внутренних органов. Мы оказали ему весь объём помощи, какой требовался, чтобы, прежде всего, вывести из травматического шока. Потом пациент долгое время лежал в реанимации. После противошоковой терапии, когда он начал приходить в себя, ему проводилось поэтапное лечение. В итоге где-то через месяц парень вполне в здравом уме вышел на своих ногах из нашей больницы. Это было настоящее чудо, на наш взгляд.
- Когда прогнозы объективно плохие, как вы доносите эту информацию до пациента, его близких?
- Как лечащий врач ты, конечно же, стараешься настроить пациента на надежду. Даже если понимаешь, что с медицинской точки зрения прогноз не совсем хороший. А родственников просишь обеспечить ему поддержку. Когда пациент видит, что окружён близкими людьми, которые заботятся о нём, его настроение уже совсем другое.
Семья как опора
- Вы каждый день видите хрупкость человеческой жизни. Как удаётся не зачерстветь?
- В особенно трудные моменты я стараюсь отвлекаться на что-то именно дома, в кругу семьи. У меня четверо детей (улыбается). Есть домашние дела, возможность выехать куда-то на природу, отдохнуть и порыбачить. Я часто езжу на рыбалку.
Пациенту ты должен внушать доверие, быть на позитиве. Быть не просто специалистом, но и психологом иногда, другом, с которым можно по-человечески просто поговорить.
- Сколько лет вашим детям? Они уже понимают суть вашей профессии?
- 13, 10, 8 лет и 3 года. Те, что постарше, конечно, всё понимают. Иногда просят рассказать. Особенно восьмилетний сын часто расспрашивает о всевозможных видах травм: «Папа, а что будет, если поранить ногу в таком-то месте? Если кровь побежит, что делать?»
У старшего сына больше инженерные наклонности. А вот второй сын, которому десять, он уже полностью заинтересован именно медициной. Настроен идти по моим стопам.
Среди моих близких родственников медицинских работников не было. По линии матери у меня все были учителями. Меня, наверное, тоже видели в этой роли. А я вот в медицину пошёл. Можно сказать, сломал систему (смеётся).
- Возможно, вы будете началом врачебной династии!
- Возможно. Сыновья уже дают знаки.
«Причин бросить много. А ты иди к цели»
- Что для вас означает слово «мужество»? В жизни и в медицине.
- Это, наверное, стойкость, ответственность за свои действия. За то, что ты хочешь делать и что делаешь. В медицине, приняв ответственность за пациента, нужно вести его до конца - сделать всё возможное для выздоровления.
Ещё я вижу настоящее мужество в наших бойцах. Мы часто общаемся, даже во время операций, когда они под местным наркозом. Кстати, с ними общаться проще - в плане прямого разговора, даже не как врача с пациентом, а как мужчины с мужчиной. Ребята рассказывают, через что прошли, и я понимаю, что самое сложное для них после серьёзного ранения, после выживания - не утратить дух.
- Вы общаетесь с пациентами после их выписки? Интересуетесь их судьбой?
- Некоторым пациентам я даю личный номер. Они мне звонят, я им звоню. Но чаще, конечно, звоню родственникам и знакомым, которых оперировал. Некоторые другие пациенты приезжают ко мне, чтобы поделиться результатами. Никогда не отказываюсь. Раз уж мне доверяют.
- Что хотели бы сказать самому себе подростку, который только собирался стать врачом?
- Не сомневайся, всё получится. Но будь готов к множеству преград. Причин, случаев и поводов всё бросить будет немало. А ты свою цель держи в уме и иди к ней. Потом, спустя годы, ты посмотришь и поймёшь, что на самом деле какое-то твоё решение не было сложным, просто тебе не хватало опыта.
Маленькие приметы большой хирургии
- Есть ли у вас личный символ веры или маленький ритуал, который помогает перед сложной операцией?
- Каких-то ритуалов у меня нет. Просто настроился, идёшь и делаешь свою работу. Но есть у нас свои приметы, медицинские. Допустим, во время операции упал инструмент - плохой знак. Его нужно потоптать ногой и заменить. Также дурная примета - желать «спокойного дежурства». Если тебе так сказали - считай, обеспечена «весёлая» смена.
А ещё во время операции нельзя планировать её скорое завершение, загадывать наперёд, говорить, что «сейчас быстро сделаем». Обязательно возникнут какие-то нюансы или осложнения. Так что работаем спокойно и уверенно!
