интервью
18007
1

Зорикто Доржиев: «Баталии у меня происходят только на холсте»

Известный бурятский художник рассказал о тонкостях своего искусства и мировосприятия

Фото: instagram.com/dorzhievz/

У известного бурятского художника Зорикто Доржиева в этом году в рамках параллельной программы Венецианской биеннале состоялась персональная выставка. В интервью «Новой газете» он рассказал о том, как ему удалось сделать мир картин и рисунков близким тысячам любителей искусства.

Художник практически постоянно живет в Улан-Удэ, хотя многие думают, что он проживает в Париже, Нью-Йорке или Гонконге, в крайнем случае, в Москве.

- Многие так думают, и я этот миф не спешил развеивать, чтобы лишний раз не тревожили. Москва для меня - ​место большой суеты, больших сборов, приготовлений к выставкам, и, сделав здесь дела, я спешу домой. Но долгое время знакомые, встретив меня в Улан-Удэ, спрашивали, когда я приехал, а я мог целый год не покидать города. Живу «дом–мастерская», размеренно и крайне неохотно впускаю кого-то в свое пространство. Момент недосягаемости мне даже в кайф: люди знают, что я где-то есть, но где, - сказал он.

Примерно до 12 лет Зорикто проводил лето с бабушкой в бурятской деревне, но там был обычный колхоз, а не юрты и бесконечные табуны лошадей.

- Наш дом стоял на крайней улице, за которой начинались покосные поля, мы с утра до вечера играли то в поле, то в моем дворе - ​я собирал вокруг себя ребят, придумывал для них игры. Вдохновлялся фильмами, приключенческой литературой, альбомами по изобразительному искусству, которые собирали мои родители, художники. Отец, Бальжинима Доржиев, учился в Академии художеств у известного живописца и педагога Евсея Моисеенко, поэтому до школы я несколько лет прожил с мамой и папой в Ленинграде. Затем вернулись в Улан-Удэ, где отец продолжал писать картины, работал в театре, - вспомнил художник.

По его словам, мировая культура оказывала на него большее влияние, нежели бурятская. Но через бурятские мотивы и монгольские ему легче «говорить», потому что он все-таки «человек степной».

- В степи перед твоими глазами горизонт, над тобой - ​бесконечное небо, взгляду не за что зацепиться. Ты один в безграничном пространстве, вокруг тебя - ​Вселенная. Невозможно не погрузиться в думы о мироздании, о сущности бытия. Поэтому степной человек в моем представлении - ​философ. Степь заставляет ощущать, что ты - ​песчинка в космосе, недаром у бурят с древности обожествлялось синее небо. Не было антропоморфного божества, было множество духов - ​и синее небо. Это так красиво, целая философия! Я, во многом неосознанно, нахожусь под ее влиянием, - поделился он.

Недаром на многих картинах Зорикто Доржиева персонажи обращены к небу или морю лицом, а к зрителю спиной, некоторые пользуются гаджетом или наушниками. Художник отметил, что прячет взгляд изображенного не нарочно, а порой умышленно, чтобы не возникло прямого контакта персонажа со зрителем.

- Как только возникает диалог - ​через глаза - ​мы начинаем думать о герое картины как о конкретной личности. Герой тогда требует объяснений, «биографии», и живопись превращается в литературу, что мне не близко. Поэтому мой персонаж - ​ускользающий, - отметил он. - Зрителю, заинтригованному, хочется увидеть его лицо. А я и сам не прочь заглянуть собственному герою в глаза. Расстояние, которое проходит своим размышлением и чувством смотрящий на картину, погружение в нее и есть наиболее ценное. Иногда на выставке посетитель начинает рассказывать мне новеллу о моем персонаже. И думаешь: вот это да, здорово!

Традиционное европейское искусство - ​психологическое, драматическое, концептуальное, а для азиатского важно состояние отрешенности, разреженного существования, отсутствие движения. Художник получил совет от куратора, помогавшего ему делать экспозицию на Венецианской биеннале: «европейскому зрителю нельзя говорить, что ты не знаешь, каков будет результат».

- Ставить цель и достигать ее - ​часть западной ментальности. А восточный художник не думает, чем закончится движение его кисточки. У меня был проект «Теория хаоса», когда я бросал драпировки на холст, смазанный клеем, чтобы зафиксировать момент спонтанности, когда я не прикасаюсь к каждому сантиметру холста. Чтобы Вселенная привнесла в мою работу свои штрихи. Ткань легла, как хотела, краска полилась, как хотела, - им так было нужно. Я снимал с себя часть ответственности за конечный результат. Но часть. Мне нравится ответ одного из моих любимых современных художников, Джексона Поллока, на вопрос, насколько элемент случайности довлеет над ним в процессе создания картины. «У меня, - ​сказал он, - ​под контролем каждая падающая капля краски». Капли падают, но падают под контролем. Я тоже стремлюсь к тому, чтобы соединить естественность и расчет, - резюмировал Зорикто.

Рок-геройство и «Монгол»

Доржиев рассказал, что жил в творческой атмосфере, мог пользоваться материалами родителей, которые находились под рукой. Его отец часто рисовал шариковой ручкой или карандашом на тетрадных листочках.

- Его картинки напоминали комиксы: вот Зорик, в шортиках, в буденновке, с саблей, а перед ним на коне - ​Чапаев, который дает юному бойцу задание… Творчество я воспринимал как волшебство. Одноклассники на переменах просили что-нибудь нарисовать: самолет, где в иллюминаторах видны их лица, или теплоход, на котором они плывут… Я вдруг почувствовал, что могу из реальности переносить людей в невозможный, сказочный мир. Даже некоторую власть над другими, - поделился воспоминаниями художник.

Зорикто Доржиев сначала хотел заниматься рок-музыкой и даже поступил в художественное училище родного города. В свободное время слушал группы «Кино», «Алиса», «Чайф», ходил с длинными волосами, в рваных джинсах, с гитарой наперевес, сочинял песни.

- Эстетика рок-геройства была мне очень близка. А когда окончил училище, встал вопрос, куда идти дальше, но все вышло само собой: поехал в Красноярск и сразу поступил в художественный институт. Музыку не бросал, но пришло осознание того, что в ней я уже «приплыл», а в живописи и графике - ​все впереди. Учился легко, любимым предметом была «композиция», - сказал он.

Напомним, в 2007 году вышел фильм Сергея Бодрова-старшего «Монгол», в котором Доржиев принял участие в работе по созданию эскизов к костюмам. Известный скульптор и график Даши Намдаков, уже работавший на картине с Бодровым, позвал его к себе помощником.

- Он узнал обо мне от Константина Ханхалаева, нашего земляка, устраивающего в России и за границей выставки бурятских художников, с его галереей я работаю до сих пор. Я прилетел в Москву, поселился у Намдакова в мастерской и стал рисовать для фильма костюмы, доспехи, оружие монгольских воинов. В тему Великой степи я к тому времени был просто погружен, поэтому теперь рисовал днями и ночами. Придумал все, что мог, для взрослых персонажей и принялся сочинять детские костюмы, игрушки, предметы домашнего обихода - ​сам ставил себе задачи, потому что Даши и Константин Казакович куда-то уехали. Когда они вернулись, удивились: «Ничего себе, сколько эскизов!», - вспомнил он.

Так как Доржиев был ассистентом художника, его имя не вошло в титры, но свои вещи он в картине узнает. После «Монгола» Зорикто пару раз «засветился» в кино: для «Дома солнца» Гарика Сукачева сделал несколько набросков хиппи, потом сотрудничал с Алексеем Федорченко, снимавшим картину «Небесные жены луговых мари». Фильм получил награду, но художник на вручение не поехал, потому что у него началась бурная выставочная деятельность.

«Щепотка соли»

Картины Доржиева населены в основном воинами и принцессами, ведь с детских лет эта простая схема существует у него в голове.

- Человек степи в моем представлении - ​философ, но философствовать он может, если находится один. Как только на горизонте появляется второй, это всегда потенциальный противник. Выяснив отношения, они могут стать друзьями, но изначально оба - ​неприятели. В «пространстве степи» кем бы ты ни был, но за спиной носи лук и колчан со стрелами, - отметил он.

По-настоящему он дрался только в детстве, а в сознательном возрасте столкновений избегал. Однажды он собрался драться с обидчиком своей девушки, подруги по училищу. Неделю готовился, волновался, но поединок не состоялся, так как обидчик не пришел. От этого в картинах художника с воинами присутствует ирония.

- Думаю, «виновато» доставшееся мне от папы ощущение, что все в мире относительно. Героизм в некий момент становится абсурдным. И если хочешь передать в картине мужество, не стоит нагнетать пафос - ​наоборот, нужно добавить капельку чего-то иного. Для меня «щепоткой соли» в живописи, вообще в творческом процессе является ирония, - добавил он.

Художник рассказал, что сделал своему семилетнему сыну и его друзьям луки, стрелы, автоматы, машинки и краны, которые могут двигаться.

- Я быстро принимаю логику детей, легко перехожу на уровень их восприятия: могу, когда они бегают, стреляют, строят себе штаб, присоединиться к ним. У меня старшая дочка росла, как пацанка, сколько мы с ней километров намотали в своих путешествиях по окрестностям! Костры разжигали, шалаши строили, стреляли из луков. Сейчас, когда она уже подросток, у нее девчачьи интересы, - поделился он.

Традиционное восприятие прекрасного в искусстве связано в большой степени с изображением женщины, но для Доржиева в первую очередь играет роль мужской трепет перед их красотой. Художник отлично разбирается в женских нарядах, в которые облачает своих принцесс.

- Наряды, драпировки, декоративное начало - ​может быть, это у меня от папы, который больше двадцати лет работал главным художником драмтеатра? Или от бабушки-швеи? Или из бурятской культуры с ее многоцветными и многослойными одеяниями?.. Помню, перед моей первой большой выставкой, в Москве, в Музее искусства народов Востока, Константин Ханхалаев посоветовал мне устроить целое действо, использовать музыку. И тут меня осенило: костюмы! Принялся рисовать, получилась серия «Наложницы», по ним сделали наряды и одели в них живых девушек, которые продефилировали в музее, - поделился воспоминаниями он.

Для Зорикто Доржиева художник – всегда воин, ведь творчество - ​это бои местного значения, совершающиеся на холсте: «Это сражение с хаосом, когда ты в работе над рисунком или картиной пытаешься хаос упорядочить, чтобы он обрел стройный вид».

- Но и эта битва — ​в кайф, потому что творчество красиво и естественно. А как человек я скорее философ. Если мои приятели начинают спорить, могу улыбнуться и сказать противостоящим сторонам: «Тут вряд ли кто-то прав». Баталии у меня происходят только на холсте или на листе бумаги, - резюмировал он.

Автор: Номина Соктуева

Подписывайтесь

Получайте свежие новости в мессенджерах и соцсетях