«Информ Полис» продолжает цикл материалов, посвящённых заводам Бурятии, которые когда-то гремели на всю республику и за её пределами, а ныне остались лишь в памяти их бывших работников.
Шалутинский комбикормовый завод «прожил» всего 20 лет. Однако его жизнь – это насыщенная история с, казалось бы, счастливой завязкой, но с грустным финалом. Удивительно, но завод из маленького села Бурятии поставлял комбикорм во все концы СССР и даже за границу, не имея при этом конкурентов по всей Сибири и Дальнему Востоку. Бывшая работница рассказала, как предприятие начало свой путь, а экс-директор вспомнил, как спасал завод в 90-е годы.
Всё, что осталось…
По дороге из Улан-Удэ в Тарбагатай, по левую сторону от трассы, у небольшого села Шалуты (другое название Солонцы) в глаза бросается высокое полуразрушенное здание. Если присмотреться внимательнее, то оно окружено территорией, имеющей следы строений: здесь валяются кучи кирпича, куски арматуры, бетонные основания. Рядом пустует кирпичное здание, напоминающее гараж. На фоне руин, в самом их начале, в белом, едва «живом» строении можно распознать бывшую проходную. А самое высокое девятиэтажное здание – бывшая силосная башня, в которой четверть века назад хранили тысячи тонн зерна.
По территории гуляют коровы, а люди не грешат тем, что вываливают сюда мусор. Видны здесь и следы выкапывания труб. Очевидно, всё, что представляло хоть какую-то ценность, отсюда давным-давно вывезли. Но жители Шалут невольно каждый день смотрят на пустую ветхую башню. Из бывших работников в селе живут единицы – после закрытия комбикормового завода практически все поразъехались в поисках новой работы.
Равных ему не было
Комбикормовый завод построили в 30 километрах от Улан-Удэ, рядом с железной дорогой Улан-Удэ – Наушки в 1980 году, когда Москва принимала летние Олимпийские игры. Планировалось, что он будет давать не менее 400 тонн комбикорма в сутки. Однако на работе предприятия сказывались недоработки, здесь не удавалось выработать даже сотню тонн. Цеха были переполнены зерном, а завод стоял. Лишь через два года его удалось вывести на нормальную выработку. Тогда же стали активно принимать людей на работу. Село Шалуты в то время было маленькое – всего в одну улицу. А когда на заводе объявили набор рабочих, съезжаться сюда стали люди отовсюду.
Любовь Владимировна Глумова прошла путь от слесаря до председателя профкома. Последняя должность – исполняющая обязанности по отпуску продукции. Изначально улан-удэнка уехала работать в Пермский край, а когда узнала, что на родине открыли большое предприятие, переехала жить в Шалуты.
– Я сразу получила трёхкомнатную квартиру, садик детям дали, с отдельными группами, прогулочными площадками и большим актовым залом. Начали строить дома для работников завода, так и образовался сам посёлок. Приезжали люди отовсюду! Все молодые были, – вспоминает она.
Так получилось, что 80-е годы стали для Шалутинского комбикормового завода первым и последним ярким десятилетием, когда и работа была, и люди жили счастливо. Трудилось в те годы на предприятии около 200 человек. Сырьё в виде зерна поступало сюда как из районов Бурятии, так и из-за границы. Показатели производства – 400 тонн комбикорма в сутки – вывели завод на всесоюзный уровень. Равных ему не было по всей Сибири и Дальнему Востоку!
– Четыреста тонн комбикорма в сутки не успевали отгружать. Даже больше вырабатывали, чем положено. Вот если вы были в Шалутах или мимо проезжали, то вот до самого переезда машины стояли, чтобы загрузиться. Столько было машин! Вагоны отгружали и отправляли на Дальний Восток, на Запад, – рассказывает Любовь Глумова. – Тогда внедрили бригадные подряды, соцсоревнования устраивали, и люди старались работать. Завод работал в три смены, полностью 24 часа в сутки.
Иногда доходило до такого, что комбикорм приходилось высыпать тоннами прямо на улицу. Практически все жители Шалут держали свиней, потому что кроме комбикорма в достатке всегда были отходы производства, годные на корм домашним животным. Такая перспектива привлекала даже жителей Улан-Удэ, которые в годы перестройки остались без работы, поэтому население Шалут лишь увеличилось. В начале 90-х объёмы производства выросли до 600 тонн в сутки, число рабочих составляло около 500 человек. Завод обеспечивал село не только работой, он давал электроэнергию и производил тепло.
– Комбикорм был отдельный для птиц, для крупного рогатого скота, для свиней. Сейчас такого комбикорма и с таким составом нет. Шло всё согласно сельскохозяйственному ГОСТу. Комбикорма отправлялись не только по стране, но и за границу, – вспоминает Любовь Владимировна.
«Невозможная прибыль шла»
По заводу сильно ударил распад СССР. Сразу же прекратились поставки зерна из Казахстана и Китая. Тем не менее завод производил комбикорма в достаточном количестве.
Баянжаргал Шаралдаев пришёл на Шалутинский завод главным инженером в 1992 году, а через два года, в самое тяжёлое для завода время, занял должность его генерального директора.
– С распадом СССР произошло сокращение сельского хозяйства, и это, естественно, сказалось на комбикормовом заводе, потому что не стало потребителей корма. Даже если он будет хорошо работать, но не будет потребителя, то и смысла нет. Так и получилось: комбикорм есть, а давать его некому, – вспоминает он. – По Бурятии закрывались птицефабрики, свинокомплексы, овцеводство перестало развиваться и так далее. Параллельно агропромышленный комплекс рухнул, потому что фермеризация пошла во всех районах. До этого были колхозы и совхозы с целевым планированием, и они знали, кому и сколько будут сдавать зерна. Когда фермеризация пошла, столкнулись с жутким сокращением посевных, потому что всё раздали в частные руки, а никого не готовили к фермерству.
Шаралдаев рассказывает, что заводчане искренне не понимали, почему завод, производивший комбикорма на миллионы рублей, находится в убытке. Тогда он пригласил на предприятие экспертов из технологического университета, которые и посоветовали открыть при комбикормовом заводе другие направления производства.
– Мы были в шоке, конечно. У нас же гигантский комбикормовый завод, крупнейший по своей мощности в Сибири и на Дальнем Востоке, имеющий всесоюзное значение! Зачем нам что-то другое? Ну, подумали-подумали и начали потихоньку делать наше предприятие многопрофильным, за счёт чего и выжили, – говорит бывший директор Шалутинского завода.
Началось развитие других направлений в 1994 году. За пару лет при заводе открыли пилораму, столовую, пекарню, магазин, свинокомплекс на тысячу голов, завели пчёл, освоили швейный и токарный цеха, поставили мельницу, занялись звероводством и разведением КРС, запустили автобус и свернули производство комбикорма.
– Мы верхонками рассчитывались за уголь. Сегодня смешно, а в то время у нас несколько женщин в швейном цеху день и ночь шили верхонки, потому что мы отдавали их шахтёрам, а у них они быстро снашиваются, – вспоминает Баянжаргал Шаралдаев. – Мы зверей разводили – чернобурок, песцов. Целый токарный парк у нас был. Муку производили – десять тонн в сутки и могли конкурировать с Заудинским мелькомбинатом. А чтобы сам завод существовал, нам надо было производить всего лишь 70 тонн комбикорма в сутки. Исходя из этого, один день в неделю трудились на заводе, а всё остальное время на других работах. Тот же дробильщик мог быть мельником или на пилораме работать. Все затраты, которые раньше лежали на заводе, мы разделили. Например, на мельнице реально работало 10–12 человек, а фактически по бумаге закреплено было 36 человек, потому что невозможная прибыль шла. И чтобы хоть как-то эту прибыль сбить, мы на мельницу «посадили» всех – лабораторию, начальника производства, и я там сидел, и мой водитель. И за счёт этого мы сделали так, что мука наша подошла чуть ближе по цене из-за наших затрат к ценам Заудинского мелькомбината. И предприятие у нас стало реально прибыльным, потому что проблем у нас не было.
Кочегар зарабатывал полторы тысячи
По воспоминаниям бывшего директора, помогали в то время и врачам, и артистам. Те, оставшись в городе без работы, приезжали в Шалуты, где лечили население и, соответственно, выступали с концертами. С ними рассчитывались мукой и комбикормом. Силами завода построили школу в Шалутах, восстановили старообрядческую церковь в Куйтуне.
– Работать было очень сложно, потому что нормативно-правовой законодательной базы не было. Налоговая инспекция приезжала с милиционером с автоматом и, если долги были, прямо с кассы изымала деньги, – говорит Шаралдаев. – С выплатой зарплат были проблемы. Как ты дашь зарплату, если деньгами никто не платит? Все же отдавали бартером, векселями, всё было взаимозачётом. Потом нашли выход, когда только появилось понятие МРОТ. Он тогда был 100 рублей. И вот на 500 человек по 100 рублей я раздавал. Естественно, люди жили не на 100 рублей. У нас своя столовая была, свой магазин, где брали продукты и прочее. Давали в счёт зарплаты комбикорм. А поскольку мы же давали электроэнергию и производили тепло, всё в счёт зарплаты уходило и компенсировалось.
Бывший директор не припомнил точных цифр, которые Шалутинский комбикормовый завод поставлял в бюджет республики, но уточнил, что это были «огромные деньги». За вычетом всех налогов и выплат, Тарбагатайский район в 90-е годы всегда оставался должным предприятию по 2–3 млн рублей в месяц. В те же годы зарплата кочегара на заводе составляла полторы тысячи рублей, в то время как, например, преподаватели университета получали по 300–400 рублей.
– Я уходил с завода в ноябре 1998 года. У него тогда была прибыль, по ценам 98-го года – 1 млн 200 тысяч рублей. Это же абсурд по тем временам! Такой завод в деревне и с такой прибылью. Но потом я оставил его, ушёл и через четыре месяца 700 тысяч убыток у завода, – рассказывает Баянжаргал Шаралдаев. – Я просил новое руководство ничего не менять, система работала, не надо было её трогать. Но, как говорят в народе, новая метла по-новому метёт. После меня за пять лет там поменялось 12 директоров. В основном это были внешние управляющие. И к чему это может привести, кроме как к развалу?
Несколько месяцев вывозили металлолом
Любовь Глумова вспоминает, что после ухода Шаралдаева завод понемногу начали разбирать. 49 % акций было у работников завода, а 51 % выкупил некий бизнесмен.
– Я в то время уехала работать в город, но осталась при заводе завскладом, по выходным приезжала. Ушла с завода одной из последних. А в то время при нём пекли очень вкусный хлеб. Я всё время говорила бухгалтеру: «Вы хоть мельницу берегите! Хлеб можно производить и в магазине продавать». Но в итоге всё вывезли на металлолом, – с сожалением говорит бывшая работница.
В 2002 году Шалутинский комбикормовый завод официально признан банкротом.
– Мне сказали, то ли за один миллион, то ли за три завод продали. И те, кто купил его, говорят, несколько месяцев вывозили оттуда металлолом. И чтобы никто из местных ничего не воровал, милиция ходила с автоматом. Но железа вывозили море. Я как ушёл с директоров, так на предприятие не заходил, потому что мне больно было смотреть, как растаскивали это всё, – подытоживает Баянжаргал Шаралдаев. – У меня тоска от того, что всё развалили. Про всё, что связано с сельским хозяйством, нынешние власть имущие говорят, что в советское время отсталая технология была и прочее. В общей технологии, возможно, где-то что-то и было не так, но ведь люди делают жизнь: дают жизнь заводу и сёлам. Тех людей не стало, и мы видим, что и жизни нет. Ведь есть же отдельные люди, которые внедряют передовые технологии. Я сейчас приезжаю в Шалуты, как домой. До сих пор там мужики говорят: «О, генеральный приехал!». Мне приятно с одной стороны, но печально – с другой. Если бы мне сказали сейчас пойти работать на завод, я бы пошёл назло всем, чтобы доказать, что даже в такой России можно работать.