Новая проза
2732
1

Новая проза. Надя-Надежда…

Надя, Надежда, нарисована картинка…
Надя с мужем подралась — и картинка порвалась! (Детская считалка)

Рисунок К. Сонголова

У Нади фамилия девичья Рогова. Вышла замуж и стала Зубова.

У Нади можно всегда занять денег. Она моя подружка. Голубоглазая, стройная, тридцатисемилетняя веселая блондинка. Муж — красавец, двойник этого, как его, ну певца еще американского. Вилли Токарев! Вспомнила.

У Нади две дочери. И все-таки еще сына Ванечку ему, Токареву-Зубову, родила.

И вот Ване пять лет. Надя работает комендантом в солидном научном учреждении.

И почему-то странная мясорубка у Нади завелась. Все время нечаянно отлетает ручка от нее и прямо Наде в глаз!

Надя очень вообще-то хозяйственная. Дома всегда чистота, порядок и уют. Каждую весну она сажает вместе со всеми картофель за городом, за Тапхаром. Притом у Нади картофель стабильно из года в год урожайный. Лучше, чем у некоторых докторов биологических наук. Потому что некоторые доктора чересчур умные. Например, тот же ученый секретарь Тарноруцкий. Он, поправляя свои очки, томно рассуждает: «Юго-восточный склон… Супесчаная почва… Должно вырасти» и т. д. Потом осенью долго ищет в высокой траве… Даже у флегматичного, похожего на Джона Леннона Соктоева Сережки картофель, купленный им на посадку на рынке втридорога и всегда в последний момент, дает урожай лучше, чем у ученого секретаря.

Квартира у Нади полублагоустроенная, на Ткацкой улице, с подвалом, где у нее всегда заготовки, соленья, варенья. В незаконно огороженном огородике — поросенок. Правда, поросенок, видимо, не выдержав шума и грохота проносящихся рядом, за забором, трамваев и машин, а может, по иной, известной ему одному причине, приболел, и его пришлось заколоть. Надя, плача, вытащила готового к употреблению поросенка, предложила мне попробовать. Я наотрез отказалась. Он лежал на подносе уже кем-то пробованный.

***

Железнодорожный вокзал. Беру билет до Иркутска. Мужчина в панике, приехал на такси, тоже берет билет и узнает от меня, что до отправления поезда еще час. Удивляется, как он мог так ошибиться.

В поезде едем рядом. Сидим, глядя на ночные огни пролетающего мимо длинного поселения. В поселке топят, из труб валит дым. Все освещено луной. Идет снег. Молчим… Он задумчиво:

— Это Ильинка… Здесь у меня родственники…

Со мной такое бывает… Иногда я чувствую приближенье этого состояния, иногда — нет… Отпиваю горьковато-сладкий чай и задаю странный вопрос, возникший вдруг ниоткуда:

— Извините, мне кажется, у вас родственник здесь погиб?

— Да.

— Он разбился на мотоцикле?

— Да… Откуда вы знаете?

— Его звали Сергей?

— Вроде бы да… Я плохо его знал. Он был мужем моей двоюродной сестры.

— Вашу сестру звали Надя?

— Да. Надя Рогова…

— А по мужу Зубова. Она была моей подругой.

Поселок Ильинка исчез, в окнах вагона остались только лунная темнота прибайкальского ландшафта и непонятное зыбкое чувство родства…

Мужчина ехал закупаться новогодними игрушками, которыми он торговал в Улан-Удэ.

***

Наконец, когда ручка от мясорубки начала прилетать в глаз Наде слишком часто, она решилась на развод. Оформила все быстро. Но Сергей и не собирался уходить. Жили по привычке вместе.

И тут появился он. Саша. Водитель. Разведенный и без детей. Надя светилась счастьем. Она, впрочем, как все сангвиники, унывала редко. Просто, как бы шутя, привела Сашу домой и объявила, что будет теперь жить с ним. Муж, Вилли Токарев-Зубов, по документам уже бывший, собрался и уехал к себе на родину, в Ильинку, оставив «молодых». На дворе стояла холодная прозрачная весна 1994 года.

«Барачная женщина»… Так презрительно прозвала Надю ее новая свекровка, мать Саши. Саша жил с матерью на Шишковке, в своем доме. Теперь он оказался меж двух огней. Мать наотрез отказалась принимать Надю за невестку. Крепкая старуха, из семейских, она пригрозила сыну, что перепишет дом на старшего пьющего беспутного сына, оставив Александру выбор: или дом в наследство, или Надя со своими детьми, которые, «когда вырастут, обязательно выгонят тябя на улицу…». Сын тщетно пытался примирить двух женщин. Надя тихо возненавидела его мать. Заболел вдруг Ваня.

— Это она! Она!

— Как это?

— Ну, мы ночевали у нее… А утром у Вани сандалики пропали. Я говорю Саше: куда их твоя мать подевала? А он только смеется надо мною…

— Ты понимаешь, она молитвы разные знает.

— И что?

— Даже огород с молитвами садит.

— Так я тоже молитвы знаю.

— Ты — это ты. А у меня Ваня теперь ночью стал писаться.

Саша был на работе, когда его брат пришел к Наде в гости. Пришел хмельной и поделился новостью, жалостливо косясь на кастрюли и цветы: «Ты это… Надька… Налей мине че есть… — и выпив, добавил: — Мы с матерью на кладбище ходили… Она, это самое, на смерть тебе сделала и по ветру пустила…».

Надя прибежала со слипшейся челкой, вся возбужденная, достала трехлитровую банку с водой.

— Можно я у тебя обольюсь в ванной? Это мне на защиту сделали…

Потом сидела на кухне, как-то отчужденно рассказывала, как она напугала старуху, грозясь ее сжечь. Приехала к ней с баночкой солярки. Ничего не подозревающая мать Саши сидела у печки, собираясь как раз ее растопить. Надя плеснула в нее содержимым баночки. Начали бороться. Ужом выскользнув из кофты, престарелая мать выбежала из дома. И увидела, что приехал Саша. Мужчина броней встал между женщинами. «Ты сумасшедшая?!» — спросил он у Нади.

Саша остался у матери. Надя верила, что он вернется к ней.

В середине августа, набегавшись во дворе, Надина младшая дочь не смогла попасть домой. Мама дверь не открывала. Ее старшая сестра и братишка были в гостях у Надиной мамы в восемнадцатом квартале. Пришли на помощь соседи. За дверями Надя лежала в середине комнаты, на стуле аккуратно — только что постиранные вещи, и приготовлен тазик с водой — помыть голову. Не успела.

Всю ночь лил ливень, смывая грязь и глину с крыльца барачного дома. Дырявый тазик возле дома переполнился дождевой водой, и из него побежала вода, образовав миниатюрный водопад. Все притихло этой ночью. В мире не было ни страстей, ни страданий. Небо яростно изливалось на землю, как будто бы пытаясь смыть пороки людские, а к утру забрезжил тихий и чистый новый рассвет.

Я стояла на остановке «Кинотеатр «Октябрь», когда вдруг Надя подъехала на каком-то автомобиле. Как обычно, веселая и энергичная, помахала рукой, позвала сесть к ним в машину. Я отказалась, вдруг вспомнив, что Надя уже в другом мире.

Надя, заметив мое сомнение, произнесла: «Я же не буду тебя просто так звать», — быстро вернулась в машину и уехала… Мне показалось, что за рулем сидел ее муж, тот самый красавец, Вилли Токарев — Сергей Зубов.

Анна Банаева - автор рассказа «Надя-Надежда», занявшего второе место в номинации «Дамский» литературного конкурса «Новая проза». Окончила филологический факультет БГУ, преподавала русский язык в Монголии. Первые свои стихи и рассказы начала выкладывать в «Фейсбуке» семь лет назад. Ее заметили, стали печатать в журнале «Байкал», поэтическом альманахе «Перекресток» (Санкт-Петербург). Занимается переводами с монгольского и бурятского на русский. Так, в ее портфолио переводы стихов известных монгольского поэта Б. Батхуу, бурятского – Р. Шойморданова, 2-е место в региональном поэтическом конкурсе имени Д. Улзытуева. Анна Банаева - активный участник различных международных и российских поэтических фестивалей и форумов в городах Тарту (Эстония), Москва, Красноярск, Чойр (Монголия) и т.д. Является участником I литературного конкурса «Новая проза».

Автор: Анна Банаева

Подписывайтесь

Получайте свежие новости в мессенджерах и соцсетях