Криминальная Бурятия
4917
4

Уголовные дела 30-х годов о «социально опасном элементе» и «кулаке», укрывшем хлеб

«Информ Полис» продолжает рассказ о криминальной жизни республики прошлых лет

Рисунок: Баир Ободоев

Проклятие профсоюзной книжки

Февраль 1938 года для рециди­виста-карманника Петра Алек­сандрова выдался на редкость лютым. 20-летний вор с прилич­ным стажем (промышлять кар­манными кражами он начал с 8-летнего возраста) попался с по­личным в одном из самых люд­ных мест Улан-Удэ — на почте. В кармане женщины, которую на­меревался обокрасть гастролер, не было ни копейки, только профсоюзная книжка. 

Жулик, вероятно, еще надеял­ся выпутаться из неприятной исто­рии, исполнив какой-нибудь отра­ботанный номер из своего обшир­ного репертуара. И, когда подо­спевший милиционер потребовал предъявить документы, он уверен­но протянул предусмотрительно купленный на железнодорожном вокзале паспорт. Но милиционер пробежал глазами документ и еще крепче сжал руку задержанного: «Гражданин, пройдемте». «Граж­данин» наконец удосужился взгля­нуть в «документ», вызвавший по­дозрение: он был на женское имя! «Вот жулье! А ведь отдано за него ни много ни мало 120 рубликов (ме­сячная зарплата рабочего или мел­кого служащего. — Прим. авт.)», — наверняка подумал несостояв­шийся честный человек… 

Последующие события разви­вались по привычному, хотя и не самому желаемому сценарию. Ловко украденные у попутчика деньги, 1835 рублей, были изъяты при обыске. Мерой пресечения ему, разумеется, было избрано со­держание под стражей «…при улан-удэнской тюрьме». 

Далее следовали допросы, в ходе которых задержанный пове­дал, что родом он из Пятигорска, неграмотный, не работает, не су­дим. При этом признал, что про­мышляет карманными кражами с 1926 года, что изъятые деньги похищены им у попутчика в по­езде и что в особо удачные дни ухитрялся украсть до трех тысяч рублей. В географии «гастролей» — Пятигорск, Минск, Витебск, Одесса, а также города Сибири и Дальнего Востока. К слову, в Улан-Удэ он прибыл из Хабаров­ска, где попутно украл 250 ру­блей. Неясно, из каких соображе­ний, вероятно, из глупой брава­ды, он признался, что имеет около 90 приводов в милицию и по­рядка 40 побегов из КПЗ. 

Но, как оказалось, далеко не вся сообщенная задержанным ин­формация была достоверна. Так, на самом деле молодой жулик оказался уроженцем г. Вознесен­ска Одесской (на самом деле Ни­колаевской. — Прим. авт.) обла­сти, 1917 г.р. В 1936 году был осуж­ден по ст. 35 Уголовного кодекса к двум годам заключения в Вя­землаге как социально вредный (опасный) элемент. 

В этом месте необходимо сде­лать небольшое отступление, чтобы пояснить, что ст. 35 Уголовного кодекса РСФСР образца 1926 года была включена в раздел четвертый «О мерах социальной защиты, применяемых по Уголов­ному кодексу в отношении лиц, совершивших преступление» и предполагала «удаление из пре­делов РСФСР или из пределов от­дельной местности с обязатель­ным поселением или запрещени­ем проживать в других местно­стях в соединении с … исправи­тельно-трудовыми работами или без исправительно-трудовых ра­бот». Она могла быть применима судом «в отношении тех осужден­ных, оставление которых в дан­ной местности признается судом общественно опасным…». 

Термин «социально опасный элемент» как название меры вне­судебного преследования начал применяться с 1918 года, а в Уго­ловном кодексе — начиная с 1922 года. Обычная мера наказания — 3 или 5 лет ссылки — часто заме­нялась исправительно-трудовы­ми лагерями на тот же срок. С се­редины тридцатых годов упомя­нутый контингент приговарива­ли к срокам до 8 или 10 лет испра­вительно-трудовых лагерей. 

Однако определенную государ­ством далеко не самую строгую меру «социальной защиты» реци­дивист не оценил и пустился в бега. К моменту его задержания в Улан-Удэ он фактически уже бы отбыл назначенный ему исправи­тельный срок. Но история не зна­ет сослагательного наклонения. 

Как раз в этот период, а точнее с августа 1937 года, в СССР дей­ствовали органы административ­ной (внесудебной) репрессии при республиканских, краевых и об­ластных управлениях НКВД СССР, созданные в целях разгро­ма «антисоветских элементов», так называемые Тройки НКВД. В число этих «антисоветских эле­ментов», заметим, уголовники, рецидивисты и им подобные были включены в последнюю очередь. Но тем не менее включе­ны. И на основании оперативно собранных материалов (букваль­но в течение 12 дней) 13 февраля решением Тройки социально опасный элемент Петр Александров был приговорен… к расстре­лу! 6 марта 1938 года приговор был приведен в исполнение. 

P.S. В середине ноября 1938 года Тройки были ликвидирова­ны. Дела передавались на рассмо­трение судов или особого совеща­ния при НКВД СССР. 

Но это уже совсем другая исто­рия. 

Горемыкский хлеб

У коренного сибиряка, уро­женца села Тэя Северо-Байкаль­ского района Алексея Туманова, было справное хозяйство. Не были помехой достатку ни боль­шая семья (шесть иждивенцев), ни суровый климат малой роди­ны. Но революция внесла свои коррективы в привычный уклад жизни. Хозяина признали кула­ком, семью — кулацкой, а соб­ственность — народной. 

Раскулаченного мужика, веро­ятно, открыто выражавшего свое недовольство, ущемили в граж­данских правах помимо обяза­тельной повинности в виде нало­га — деньгами 9 рублей 75 копеек и хлебом 55 пудов (более 900 кг. — Прим. авт.). 

В январе 1931 года терпение му­жика лопнуло, и он поехал искать правды в Верхнеудинск. Однако жалоба и требование восстано­вить в правах успеха не имели, и 58-летний мужик по неизвестной причине, видимо, от отчаяния, пу­стился в бега. Какое-то время про­жил в Байкало-Кударе, но уже в марте был арестован в Кабанске и посажен в домзак (дом заключе­ния. — Прим. авт.). После неудач­ного побега началось расследова­ние его кулацкой деятельности. 

Первое, что вменялось в вину задержанному, — уклонение от уплаты налога и попытка сбе­жать. Однако в ходе расследова­ния по делу, рассмотренному в апреле 1931 года народным судом Кабанского района, выявился еще один эпизод — укрытие хлеба. 

По первопутку, как повеству­ют материалы дела, Алексей Пе­трович с женой вывезли 4 куля хлеба к своему знакомому, прожи­вающему в 34 км от них на терри­тории Горемыкского сельсовета. Но утаить такое событие, как под­воз на двух подводах мешков с хлебом, конечно, не удалось. Сви­детелей нашлось в избытке и у се­редняка, попытавшегося схоро­нить предназначенный для прод­налога хлеб, и тем более у кулака. Две женщины, соседки, даже при­ехали на суд из Северобайкаль­ского района, чтобы подтвердить, что и жена у Туманова под стать кулаку: ведет антисоветскую аги­тацию среди подростков (судя по всему, подкармливавшихся у обе­спеченного соседа) и занимается ростовщичеством. 

Решением суда жена кулака получила два года строгого режи­ма с последующей высылкой на пять лет в Баргузинский домзак. 65-летнего пособника приговори­ли к шести месяцам принуди­тельных работ, а дело самого ку­лака выделили в особое произ­водство. Однако последний, не ожидая окончательного пригово­ра, предпочел скрыться. 

Что стало с «иждивенцами», оставшимися в одночасье без ро­дителей и с горьким клеймом «враг народа», кто они были и сколько им было лет, из матери­алов дела неизвестно.

P.S. В приговоре, написанном простым карандашом на листе не­качественной бумаги, есть и еще одна пометка: взыскать с подсуди­мых 5 рублей свидетелям — за до­рожные расходы на поездку в суд.  

Справка
Согласно Поло­жению «О едином сельхозна­логе на 1930–1931 гг.», утверж­денному постановлением ЦИК и СНК от 23 февраля 1930 года, для колхозов была установлена пропорциональ­ная система обложения вме­сто прогрессивного. Новым положением фактически были установлены три раз­личные системы обложения: обложение колхозов, обложе­ние трудовых единоличных хозяйств и кулацких хо­зяйств. Кулацкие хозяйства облагались в индивидуаль­ном порядке, был расширен перечень признаков отнесе­ния того или иного хозяйства к кулацким. 

По материалам архивных дел Информаци­онного центра МВД по Республике Бурятия. Все имена вымышлены, совпадения случайны.

Автор: Марина Степанова

Подписывайтесь

Получайте свежие новости в мессенджерах и соцсетях