С началом учебного года мы вновь внимательно вглядываемся в лица людей, которые учат наших детей. Педагоги бывают разные. Есть те, что приходят к работе с детьми неожиданно для самих себя, но становятся любимыми учителями, оставляя след на всю жизнь.
- Честно говоря, Алена, нас познакомил Фейсбук. Именно там я впервые узнала о вас и волшебном мире…
- С 2005 года я являюсь членом Союза Художников России, но, как ни странно, именно через эту соцсеть с моим творчеством познакомились многие люди. В прошлом году я стала заниматься с детьми в студии. Да, я по - прежнему мечтаю о более активном участии в выставках и, конечно же, о своём галеристе, чтобы полностью погрузиться в творчество, а не бегать в поисках денег, небольших заказов, чтобы иметь возможность творить в свободном полёте, но работа с детьми приносит мне радость. Смею надеяться, что и детям тоже, потому что некоторые не хотят уходить с занятий. Возможно, мы имели бы другое общество, если бы в детстве каждого учили рисовать.
- «Из детства мы и теперь занимаем крылья»…Каким было ваше детство?
- Разноцветным! В детстве я мечтала догнать радугу. И однажды догнала ее. Я бежала по степи и вдруг поняла, что я уже в ней. Надо мной вибрировал цветной столп, но… Каково же было мое разочарование, когда я увидела, что вокруг капельки, а цвета – нет и все это иллюзия! Это такое волшебство – догнать радугу… Об этом я ребенку своему рассказываю. Это было в тувинской степи. Мы с моим отчимом, охотоведом по специальности, часто путешествовали по степям Тувы. Дома у нас на передержке часто бывали рыси, маралы и т.д. (смеется)
- А какого цвета ваша мама?
- Красная! (смеется) Власть, любовь, сила – такие ассоциации. До шести лет мне все разрешали, но когда я пошла в школу, моя мама за год поседела. Я была неуправляемой. Мне казалось непонятным, зачем нужно сидеть, соблюдать дисциплину. Боролись со мной и пытались подчинить целый год. Пришлось, конечно, приспосабливаться – фантазировать, выживать.
В подростковом возрасте система, наконец, сделала свое – я стала довольно забитым ребенком. Не последнюю роль сыграло то, что мы переехали на БАМ. Там был национализм, о котором я прежде не ведала. Мама у меня русская, но у нее есть тунгусские корни, папа – бурят. Опять расправила крылья только тут, в Улан- Удэ. Хотя в школе я «звездила» – была редактором стенгазеты, училась, практически лучше всех. Что-то оберегало меня и давало силы и энергии оставлять в сердце только светлое…
- В своем творчестве вы утверждаете некое светлое, сказочное восприятие мира…
- Черный цвет я убираю из наборов карандашей и фломастеров. И дома, и в студии я говорю: черным рисуем только зрачки глаз и бурятскую шапочку. Мне кажется, что когда дети рисуют – это психологическая разрядка. Сразу видно, если что-то не то – дети берутся рисовать черные кудри и т.д. Вот эти эмоции у нас под запретом.
- Интересно… А отец какого цвета?
- У меня два отца. Папа синий, светло – бирюзовый. А отчим – цвета весенней листвы.
- Вернемся к пути, по которому вы прошли, прежде чем стать профессиональным художником…
- Я окончила бывшее культпросвет училище. Был первый набор художников – живописцев. Куратором нашего курса являлся Солбон Раднаевич Ринчинов. Было хорошее финансирование – сразу после первого курса мы уехали на практику в Монголию, после второго курса месяц работали в мастерских в Иркутске. После третьего курса нас должны были «разобрать» по своим мастерским известные художники, но… Все изменилось с «перестройкой». Тем не менее с периодичностью в три месяца нам преподавали наши знаменитые художники : Б.Т. Тайсаев, Л.И. Нохоева, В.Г. Поспелов и другие. Из нас готовили художников живописцев, а сейчас выпускают художников – педагогов.
После окончания училища я год работала в мастерской своего дяди – архитектора Юрия Петровича Цыденова. Это было своего рода затворничество, которое только положительно повлияло на мою дальнейшую судьбу, становление, внутренний мир. И я нарисовала около ста штук абстрактных работ за год. Абстракция – это эксперименты. Есть художники, у которых в работах чистая математика – все пропорции вымеряются, делается целый чертеж. В абстракции все идет так, как идет. Мои работы делались, как цветовое пятно в интерьер и не были нагружены никаким сюжетом.
- Но, наверняка, кто-то ищет смысл и в цветовых пятнах. И, возможно, даже находит его. Как научить понимать абстрактное искусство?
- Это работа искусствоведов. Вы смотрите только сердцем. Если я рисую в состоянии умиротворения и радости, зритель, испытывающий то же самое, узнает эти чувства и эта работа «цепляет» его.
Мои картины несут в себе отпечаток того, что было для меня важным в период их написания. В 21 - 22 года я попала в буддийскую среду и открыла для себя искусство Востока: японскую гравюру, живопись Китая, искусство тханка живописи.
- Когда же в ваших картинах появилась та самая уютная и сказочная «детскость»?…
- Я очень хотела ребенка. И очень долго ждала его. Сначала я ждала человека, который скажет мне «официально», что тоже хочет ребенка. Вокруг было много достойных молодых людей с самыми серьезными намерениями, но мне было важно услышать от мужчины именно эти слова о ребенке. Я вышла замуж за того, кто эти слова мне сказал. Возможно, я старомодна, но мне нужно было «особое приглашение» от мужчины. Любить и воспитывать ребенка – это и есть практика буддизма, когда нужно работать над собой, преодолевать конфликты, гнев, ревность, зависть. Мне думается, что это, а не поездка в Индию и соблюдение обрядов есть настоящий буддизм. Мой декретный отпуск затянулся, появилось чувство «обочины», когда ты стоишь, а жизнь идет мимо. Я продолжала рисовать, и этот «детский» период хорошо заметен в моих работах. Галеристы любят, когда художник работает в одном стиле. В принципе, я себя уже нашла. Эти «детские» работы и есть – мое. Я испытываю огромное удовольствие, когда их рисую. И это нравится людям, трогает их сердца.
- Как вы реагируете на сложные ситуации в жизни, которые бывают у каждого человека?
- Все болезненные ситуации в моей жизни - это практика, следование учению, когда ты должен думать и желать так, чтобы не страдать. И когда применяешь эти знания, оказывается, что ты, действительно, можешь не страдать и даже оставаться друзьями с теми, с кем когда – то пережил болезненные отношения. Вспоминая о времени, когда мне хотелось ребенка, я могу сказать, что оно было сине – багрового цвета.
- Каким было ваше творчество в тот момент?
- Когда мне хочется нарисовать что-то на злобу дня, я понимаю, что это нельзя будет показывать, а тем более, держать дома, я сознательно бью себя по рукам и рисую «мимими» – милое, доброе, светлое.
- И они, конечно, приносят счастье?
- Было несколько работ с удивительной судьбой. Например, картину, на которой изображен кот, которого обнимают трое детей, у меня купил мужчина, вскоре сам ставший отцом троих детей. Так получилось. Я обычно желаю, чтобы картина уходила и работала на позитив в том пространстве, в котором будет находиться. Но в магию я не верю. Мне не близко, когда люди занимаются обрядовыми жертвоприношениями. Мне кажется, достаточно просто любить близких, не говорить ни про кого плохо и этого будет достаточно для того, чтобы все было хорошо.
- Наверное, бывают у вас «муки творчества» - сомнения, поиск?
- Бывают. Как ни странно, часто сталкиваешься с сомнением самых близких. И тогда я говорю: « С чувством, что еще рано, еще не все готово, можно прожить всю жизнь и умереть, так ничего и не показав». «Ничего страшного» – говорю я и иду вперед с тем, что есть. Художнику нужно признание, зрители, которым нравится то, что он делает, но также очень важен трезвый критический взгляд коллег, это необходимо для развития и дальнейшего роста. В январе прошла моя выставка в Национальном музее. Задумок было больше, дома холстов еще штук тридцать стоит, но времени не хватило показать все, что умею… После выставки я чувствовала опустошение. Мне хотелось показать больше, но времени не хватило… Значит, все еще впереди…В Эрмитаж я попала впервые в 22 года. Я не была в Италии, не видела «вживую» то, о чем мечтаю до сих пор. Мне кажется, нужно иметь возможность ходить и каждый день открывать для себя новое произведение искусства. Часто перед сном я мечтаю. В моих мечтах я вижу картины, от которых у меня захватывает дух. И знаете? (смеется) Я себя боюсь!
