Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой,
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег на крутой.
Операция прошла без осложнений. Осколок, засевший рядом с сердцем, пока решили не трогать, а удалить уже в следующий раз, когда легкое заживет. Пациент выходил из наркоза тяжело, все время громко выкрикивая в бреду, словно зовя на помощь: «Туман! Дождик! Тума-ан! Дожди-ик!» Так, по крайней мере, казалось персоналу. За окном бушевала весна, черемуха сыпала белым цветом под окнами госпиталя. На рассвете из оврага поднялся густой туман, а низкое небо неожиданно брызнуло теплым майским дождем, весело застучавшим по карнизу. Дохнуло свежестью, черемухой, запахом клейких тополиных листьев, и пожилая санитарка, закрывая окно в палате, успокоительно пробурчала лежащему в забытьи солдату: «Ну вот тебе, родимый, и туман, и дождик, как ты просил».
Речка Сухотка быстрая, неширокая. Лед на ней почти растаял, но по краям еще держится маленькими островками. Трое мальчишек играют здесь с утра до позднего вечера. Андрейка самый младший, но самый отчаянный. Светлоголовый, большеглазый, он похож на одуванчик среди крепеньких широкоскулых черноволосых друзей. Тумэн и Доржик – двоюродные братья, спокойные, рассудительные. Тумэн – похитрее, Доржик – попроще, а вместе вся троица – не разлей вода. Вот и сегодня на весенний лед они вышли вместе, несмотря на строгий запрет взрослых. У Андрея новая забава: сделал из сухой ветки нечто вроде остроги и, зайдя на обманчивый лед, пытается ловить ею воображаемую рыбу. Лед трещит под ногами, и горе-рыбак через мгновение оказывается в ледяной воде. От холода сводит мышцы, крик застывает в горле, и мальчик видит только испуганные лица своих друзей: «Ахай, ахай*, помоги!» Доржик прыгает в холодную воду и хватает Андрея за воротник куртки, а Тумэн протягивает с берега длинную палку, подвернувшуюся под руку весьма вовремя. Вдвоем они кое-как вытаскивают Андрея на берег, и вскоре троица в мокрой одежде, крадучись, заходит в стоящую на краю деревни избушку.
Нагаса эжы** сидит возле печки и курит потемневшую трубку. Ей много лет, она почти не выходит из дома, мало с кем разговаривает. В последнее время во сне она часто видит свою старую мать, так же курившую трубку возле печки. В ее сне мать зажигает благовония и молится, перебирая янтарные четки. Потускневшие бусины медленно двигаются в узловатых пальцах старой женщины, глаза ее, такие же тусклые, как янтарь, глядят устало и печально. Пятерых сыновей проводила она на войну. Самому старшему было 40 лет, младшему едва исполнилось 17. Ушли они на фронт по очереди, а похоронки на всех пришли почти одновременно. Если бы не две дочери и муж, не оправиться бы матери от горя. Стиснув зубы, с окаменевшим сердцем принялась она ждать своих сыновей, сказав родным, что не верит в их гибель, поскольку сама их не хоронила и могил их не видела. До самой своей смерти терпеливо ждала она их возвращения. Отправляла внуков за околицу посмотреть, не идут ли ее любимые сыновья, чтобы обнять свою мать, утешить ее в старости. Так и угасла, не смирившись с их смертью. После таких снов тяжело на душе у нагаса эжы. Она не плачет, только все чаще молится богам, прося покоя для своей матери и братьев.
Ребятишки пробираются мимо дремлющей нагаса эжы и, развесив сушить одежду, забираются на печку. Бабушка никогда их не ругает, а при случае может и заступиться. Укрывшись старым ватным одеялом, все трое засыпают, свистя носами, и во сне им снится лето, душистая трава на покосе и маленькие ягнята.
Много воды утекло с той поры, когда бегали они беспечными деревенскими детьми. Обмелела речка Сухотка, умерла нагаса эжы, стала уезжать из села молодежь. Отслужив срочную, братья Доржи и Тумэн подписали контракт на службу в танковых войсках. Через год подтянули туда и своего кореша – Андрея, на тот момент тоже демобилизовавшегося. Троицу среди сослуживцев побаивались, но уважали, знали, что друг за друга они горой. На учения возле украинской границы они тоже ушли вместе.
Серая тень беспилотника повисла в безоблачном небе. Танки были замаскированы, но по горькому опыту ребята знали, что это не поможет. Переглянувшись, они разделили два оставшихся сухпайка на троих и едва успели подкрепиться перед командой выступать вперед. Внезапно небо потемнело, и все вокруг начало взрываться, как в компьютерной игре. Только это была не игра. Снаряды падали с пронзительным свистом, поражая колонну прицельно, по наводке беспилотника. Хотелось вжаться во влажную землю, зажмуриться и не видеть вспышки от взрывов. Неважно, боялся ты или нет, готов ли был стать героем и поднять за собой других либо бежать без оглядки, подгоняемый животным страхом за свою жизнь. Это был адский дождь из огня и металла, который практически не оставлял шансов выжить.
Доржи вытащил из горящей кабины контуженного Андрея, следом, такой же полуоглохший и полуослепший, выбрался Тумэн. Вдвоем они оттащили друга к пригорку, подальше от загоревшегося танка. Почувствовав под руками липкую теплоту, Доржи поднес руки к глазам и понял, что это кровь. Мертвенная бледность проступила на лице Андрея даже сквозь копоть. Он потерял сознание, но пульс еще слабо прощупывался на сонной артерии. Небо снова взорвалось над их головами. Братья упали на раненого друга, закрыв его своими телами, и все провалилось в темноту.
Нагаса эжы окуривает избушку, бормоча себе под нос: «Ом мани пад мэ хум, ом мани пад мэ хум». Отложив трубку, бабушка строго оглядывает виноватых ребятишек, не прекращая молитву. Вот она берет в руки блюдце со сладостями-подношениями, далга***, и по очереди наделяет ими Доржика и Тумэна, старательно обходя Андрея, словно не замечая его. От такой несправедливости у Андрея закипают на глазах слезы, где-то под сердцем появляется щемящая боль, не дающая дышать полной грудью. Тумэн и Доржик молча берут сладости, не глядя на Андрея, будто им стыдно смотреть ему в глаза. Только почему они стоят в обгоревшей военной форме, такие большие, взрослые, а он по-прежнему еще мальчишка, тот, который давным-давно провалился под тонкий лед Сухотки? Почему он снова в воде, охватывающей его леденящим холодом? И крик замирает в его пересохшем горле: «Тумэн! Доржик! Тумэ-эн! Доржи-ик!»
Ночная смена закончилась, и пожилая женщина не спеша идет через территорию госпиталя, с наслаждением вдыхая дурманящие запахи весеннего утра. После дождя свежо, туман рассеялся, оставив после себя сверкающие капли на изумрудной траве и золотистых головках одуванчиков. И, почему-то вспомнив своего подопечного, раненого солдатика-танкиста, так просившего туман и дождик, санитарка вдруг громко запевает: «Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой, выходила на берег Катюша, на высокий берег на крутой!».
Ахай* – старший брат.
Нагаса эжы** – бабушка по линии матери.
Далга*** – сладости, освященные в дацане (печенье, конфеты, мармелад), которые ставят дома перед изображением богов у буддистов.
Об авторе
Анна Готовын работает в Центре общественного здоровья и медицинской профилактики РБ. Номинант предыдущих литературных конкурсов «Новая проза». По признанию автора, долгое время был у нее творческий перерыв. «Туман и Дождик» написан в первые месяцы СВО, когда у ее близких друзей сын получил подобное ранение и прошёл лечение в московском госпитале. «Как и все наши сограждане, я испытывала тревогу за будущее, и мне хотелось как-то выплеснуть свои переживания. Когда писала рассказ, я много плакала. Но потом успокоилась. Я помогала, как и многие наши земляки, ребятам, участвующим в СВО. В частности, шила карематы в одном благотворительном центре», – рассказала Анна Готовын.
