дети
4148

Как дети из Бурятии оказываются в центре для несовершеннолетних и кто им помогает?

Журналист «Информ Полиса» своими глазами увидела, что происходит в социально-реабилитационном учреждении

Фото: В. Бальжиева

В потоке новостей жители Бурятии часто натыкаются на тревожные сообщения о розыске сбежавших из дома детей. Однако не все они бегут в поисках приключений и, увы, не каждый из них возвращается домой. Одни подростки скрываются от требующих и критикующих родителей, другие – от пьющих. Некоторые, оказавшись в центре для несовершеннолетних, сбегают и оттуда, снова и снова становясь объектом розыска. Мы отправились в центр, чтобы поговорить с его работниками и самими подростками. 

Это не детский дом, но здесь почти всё устроено так же. Чисто, пахнет едой, есть помещения для занятий и праздников, кровати в комнатах заправлены аккуратно. Красочно оформленный зал с аквариумом, несмотря на своё развлекательное предназначение, вызывает грусть.

«Сделайте с ним что-нибудь»

Республиканский социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних – это социальное учреждение, в котором дети находятся временно в связи с трудными жизненными ситуациями в их семьях, говорит педагог-психолог Светлана Палкина. Она приветливо встречает меня в своём кабинете. Мне остаётся только догадываться, сколько детских чаяний выслушано и слёз пролито в его незамысловатом зелёном интерьере. 

– К нам дети попадают, когда с их воспитанием не справляются ни родители, ни школа, – рассказывает Светлана Николаевна. – Далее, если родители ограниченны, лишены или находятся в судебном процессе по лишению родительских прав, после нас дети передаются в центр помощи детям. Если же родители идут на контакт, пытаются исправить ситуацию, то ребёнка возвращают им. Также есть у нас ребята из замещающих семей, где у опекунов есть какие-то трудности. 

Детей передают в центр по заявлению либо по актам полиции или администраций городских районов. Сами родители редко обращаются, говорит педагог-психолог. 

– Когда это всё-таки происходит, родители обычно говорят: «Сделайте с ним что-нибудь». Но подчинить ребёнка мы не можем. Без работы с семьёй, с самими родителями это бесполезно. Радует, когда мамы и папы открыты и готовы поработать над проблемой, – говорит педагог. 

Страсть к бродяжничеству или побег от проблем?

Почему же убегают дети, спрашиваю я Светлану Николаевну. Есть ли в этом признаки психических отклонений? И как сами подростки это объясняют? 

– Есть страсть к бродяжничеству – дромомания (импульсивное влечение к перемене мест). В этом случае человек спонтанно и надолго уходит из дома, при этом не зная, куда именно идёт. Это достаточно редкий тип побегов, который встречается, как правило, у взрослых людей – обычно с диагнозом «шизофрения» – и у людей без определённого места жительства. Если у ребёнка обнаружен такой тип, то нужно обращаться к психиатру. Второй тип побегов совершают именно подростки в силу возрастных изменений, подросткового кризиса, реакции эмансипации – желания освободиться из-под контроля. Эмансипационный тип побегов планируется заранее и по времени может быть непродолжительным – когда заканчиваются деньги, ребёнок возвращается. Третий тип – демонстративный. Так же, как и первый, не планируется ребёнком, но цель – привлечь внимание значимого взрослого. Он направлен на то, чтобы его быстрее нашли. В этом случае дети не уходят далеко, обычно к друзьям или близким. Также есть тип побега, когда не удовлетворяется потребность ребёнка в безопасности, то есть ребёнок бежит, чтобы не пострадать, – объясняет Светлана Палкина.

Сбежала в Бурятию к любимому

В любом случае побег ребёнка – это сигнал неблагополучия в той среде, где он находится, говорит специалист. По каждому эпизоду важно проводить дифференциальную диагностику, ведь даже когда убегает сразу группа подростков, например из одной школы, у каждого из них могут быть разные мотивы. 

– С детьми нужно разговаривать о том, почему он ушёл и были ли у него конфликты, узнавать, сбегал ли он ранее, как он обычно справляется со стрессовыми, конфликтными ситуациями и какие у него стратегии поведения – уход, замирание или борьба, – говорит Светлана Палкина. – Как правило, дети младше 11–12 лет не убегают, потому что у них ещё недостаточно развита осознанность, нет кризиса идентичности – половой, национальной и так далее. Подростку же многое интересно, он хочет понять: «Значу ли я что-то? Могу ли я сам что-то сделать?» При этом он может не понимать, что побег рискован. 

Одна из девочек оказалась в центре после побега из другого региона. В Интернете она подружилась с юношей из Бурятии, при этом дома у неё сложились непростые отношения с мамой. 

– Мать вела себя по типу эмоционального отвержения, судя по рассказам дочери, были и грубые фразы, и равнодушие. Порой мама вообще не говорила с ней, а также не принимала никакой её выбор. У девочки даже были суицидальные мысли. После девятого класса она собралась поступать в колледж искусств. Мама воспротивилась этому, и дочь поступила туда, куда хотела мать. В итоге проучилась полгода и бросила, потому что ей это было совершенно не интересно. Тогда она решила бежать. Продала свой ноутбук, купила билет на самолёт и прилетела к своему молодому человеку, – рассказывает педагог-психолог. 

В Бурятии подросток жила в семье своего возлюбленного. Всё это время девочка была на связи с инспекторами по делам несовершеннолетних своего региона. Хорошо, что она была открыта и шла на контакт, говорит Светлана Николаевна, так её удалось уговорить вернуться домой. 

– К слову, уговорил её тот парень, и он же дал деньги на билет. Он поддерживал её в том числе, чтобы она не совершила опрометчивый шаг и не свела счёты с жизнью, – рассказывает педагог-психолог. – Тут мы видим два типа побега – и демонстративный, и эмансипационный. Девочка хотела освободиться из-под контроля матери и в то же время желала, чтобы мама признала её выбор, поддержала её. Я знаю, что к работе с этой семьёй сейчас подключился такой же социально-реабилитационный центр в их регионе и ситуация нормализовалась. Мама и дочь стали общаться. Как говорила сама девочка, они с её молодым человеком строят серьёзные планы, хотят создать семью. Причём она хотела бы учиться и работать в Бурятии.

Комната для мальчиков и комнадта для девочек

Такие трагедии, такие судьбы

Из самого центра подростки тоже сбегают: учреждение не закрытое, без решёток на окнах и надзирателей, за каждым не уследишь. Кроме того, дети часто выезжают на мероприятия, экскурсии и занятия в школу. Да, их сопровождают взрослые, но возможность улизнуть проворный и опытный ребёнок найдёт всегда. 

– В последнее время, кстати, побеги из школы у нас случаются реже. Мы стали подмечать эмоциональное состояние своих детей, малейшее беспокойство обсуждаем с каждым. Но предугадать, убежит он в итоге или нет, не можем – настроение у них постоянно меняется, гормоны играют, – говорит Светлана Николаевна. 

В центре работают 55 человек, из них 12 воспитателей – на каждую группу по четыре человека. Есть младшие воспитатели, работающие по ночам. Многие из них хоть и без педагогического образования, но прикипевшие к своей работе всей душой. Как говорят сами работники, они сюда не ради денег пришли. Без сопереживания детям тут никак – порой такие трагедии, такие судьбы встречаются, что ком в горле стоит. 

– Оказаться здесь – для детей это так или иначе стресс. Всё-таки сиротское учреждение. Подростки многое начинают понимать. Этот стресс иногда даже сравним с травмой утраты близкого человека или развода родителей. Да, они знают, что тут безопасно, их накормят и выслушают, но семья им ближе. Часто, когда разговор заходит о детях, многие пьющие родители мобилизуют все силы, чтобы не потерять их. В трезвом состоянии они ощущают страх потери и меняют свою жизнь, – говорит Светлана Палкина. 

«Заставляли 12-летнюю дочь ходить в памперсе»

Лет десять назад в центр для несовершеннолетних попадало больше детей из других регионов и больше подростков уезжали из Бурятии. Сегодня дети сбегают в основном по республике – в места, где живут или жили раньше, а также к друзьям и знакомым. Мальчиков среди «бегунков» больше – они более рискованны и чаще ищут приключений, говорит психолог. Девочки бегут только в крайнем случае. 

– Одна из наших девочек сбежала из дома от родительского гнёта. Это была замещающая семья, где 12-летнюю дочь заставляли ходить в памперсе, постоянно оскорбляли и унижали, – рассказывает педагог-психолог. – Тем временем младшую они всё время хвалили и ставили в пример старшей, возводя на пьедестал. Воспитание по типу Золушки, можно сказать. У них даже была статья за жестокое обращение. Разумеется, с младшей сестрой у девочки сложились непростые отношения, ведь их постоянно сравнивали между собой. У девочки сформировалась концепция «Я плохая», она чувствовала себя виноватой. Даже порезы у неё были на руках... 

Не выдержав родительской жестокости, девочка решила сбежать из школы. Оказавшись в центре для несовершеннолетних, подросток вела себя то слишком зависимо, то агрессивно. Светлана Николаевна на себе ощутила эти перепады. Девочка не отходила от неё, требуя внимания, и всё время проверяла, не изменилось ли отношение педагога к ней. 

– Мы с ней долго работали, и, насколько я знаю, в дальнейшем уже из центра помощи детям девочку забрали в замещающую семью. Вторую дочь тоже изъяли. Было так горько слышать, как старшая обвиняет младшую: «Это из-за тебя нас забрали». Девочки – социальные сироты, то есть воспитывались в замещающей семье при живых родителях,  – говорит педагог-психолог. 

Как же так получается, что такие люди проходят школу приёмных семей, где их проверяют, обучают и одобряют, а в итоге они издеваются над детьми, спрашиваю я специалиста. 

– У всех родителей-кандидатов разные мотивы, есть и деструктивные, – вздыхает Светлана Николаевна. – Я вообще считаю, что замещающими родителями нужно становиться не за 40 часов школы – за это время всё не учтёшь, не проверишь. Ты сам не прочувствуешь себя в новой роли. Таких родителей нужно готовить на уровне вузов – четыре года, как на профессию. Но, конечно, это фантастика. Многие замещающие семьи в трудные моменты боятся обратиться в опеку, потому что знают, что начнутся проверки и детей могут вовсе забрать. Такого страха быть не должно. Семья должна быть открытой и уметь контактировать с помогающими сотрудниками.

Кирилл – студент ВСГУТУ, в центре он проходит практику, проводит мероприятия и лекции для ребят

«Встречая на улице, не имею права здороваться первой»

Светлана Николаевна в социальной сфере трудится уже 23 года. В центр для несовершеннолетних она пришла воспитателем, а потом переучилась на педагога-психолога. Не выгореть ей помогают постоянное обучение, а также родители и дети, которые с её участием обретают взаимопонимание. 

– Нравится работать с родителями и подростками одновременно, особенно когда они приходят ко мне, начинают разговаривать и пробивать информационные каналы, которые у них часто забиты, – говорит специалист. – Где-то я выступаю медиатором, мостиком между ними. Когда у сторон открываются глаза и оказывается, что между ними есть такая мощная связь, это радостно для меня. Родители и дети понимают, что они самые дорогие и важные друг для друга люди! 

Следит ли педагог-психолог за дальнейшими судьбами детей и их семей, спрашиваю я Светлану Николаевну. 

– Разве что иногда слышу что-то из новостей, узнаю на каких-то общих праздниках, – отвечает она. – Даже встречая семью на улице, я не имею права здороваться первой. Если они поприветствуют меня, то, конечно же, я отвечу. Компрометировать своих клиентов я не должна. 

«ЗОЖ и просвещение им не интересны»

Инна Токтохоева – воспитатель старшей группы, мама троих детей. Недавно во время экскурсии, на которую она вывозила ребят, один из мальчишек, улучив момент, сбежал. Воспитатель переживает за судьбу подростка и, более того, понимает его поступок. 

– Он принял решение сиюминутно, невозможно было предугадать, поэтому я своей вины здесь не вижу. И понимаю ребёнка, ведь он был сам по себе, ему даже никто не звонил. Родители лишены прав, воспитывали его бабушка с дедушкой. Как я узнала потом, бабушка от него отказалась. Возможно, он и сбежал, узнав об этом. Почему вообще бегут подростки? Это юношеский максимализм, интерес. В нашем центре мы не можем дать детям всё, что им интересно. Можем дать только поддержку, спортивные и развлекательные мероприятия, просвещение, ЗОЖ и патриотическое воспитание. Но это им вообще не интересно. Большинство из детей оторваны от реальности, они не читают новостей, не знают ничего о СВО, кто с кем борется и так далее. Мы показываем им новости и объясняем. Но они так равнодушны к этому, кроме тех ребят, у кого родные на СВО. Я считаю, что какие родители, такие и дети. Когда они растут в плохих условиях, другой жизни просто не знают, – говорит Инна Константиновна. 

В центр для несовершеннолетних Инна Токтохоева пришла в 2012 году, после работы с детьми-инвалидами в центре социального обслуживания. Её главный мотив – неравнодушие к несправедливости. 

– На моей предыдущей работе, конечно, тоже было морально тяжело. Но когда я только устроилась сюда, у меня просто сердце разрывалось – как можно бросать своих детей? – говорит воспитатель. – Начинаешь с ними говорить, вглядываться, а у них такие интересные взгляды на жизнь, хорошие светлые намерения! Но у некоторых настолько изломанные души, что просто больно. Причём если одни родители борются за своих детей, судятся, то другие так легко расстаются... 

Дети, которые убегают уже из центра, объясняют это тем, что не привыкли к распорядку дня. Им не интересны патриотическое воспитание и уроки ЗОЖ, они требуют прогулок и развлечений. 

– Разумеется, мы им не можем это дать, когда вздумается. Такой режим ребят угнетает, – говорит Инна Константиновна. – Одному воспитателю сложно уследить за целой группой подростков. Иногда приходят родители, и ты видишь, как грубо они с ребёнком общаются. Потом он ходит угрюмый. Весь этот негатив выливается на нас, воспитателей. Мы сильно выгораем. Но желание помочь держит нас! 

«Почему ты сбежал из дома?» –  спросили мы самих детей. Вот что они ответили.

«Папа на СВО, мачеха в другом городе»

Оля, 14 лет (имя изменено. – Прим. автора): 

– Я ушла из дома из-за большой ссоры с бабушкой и дедушкой. Мы ругались с 11-го по 12-е число, а 13-го я ушла. Мне не хотелось находиться в одном доме с этими людьми, и я решила хотя бы немного побыть с друзьями. Они праздновали день рождения нашего родственника, напились и начали скандалить. Я пыталась их успокоить, но не получилось. В итоге они выбили мне дверь в комнате, и мы поссорились. Мой папа на СВО, а мачеха в другом городе. Бабушка пыталась найти меня, но я не брала трубку. Папе я всё объяснила по телефону, он сказал: «Хорошо, я тебя понял». Хочу выписаться отсюда и наладить контакт с бабушкой, дедушкой, чтобы хоть как-то мы друг друга понимали и такого больше не было. А потом дождаться папу. 

«Много гуляю, говорят»

Паша, 16 лет (имя изменено. – Прим. автора):

– Я из дома не убегал, просто ходил гулять. Здесь оказался из-за плохого поведения в школе. Учёба ещё. Много гуляю, родители говорят. Они меня сюда сами привели. Во время прогулок с друзьями я делаю разное. Бегаю, прыгаю, веселюсь. Хулиганю маленько (улыбается). Пока не решил, кем хочу стать. Но хотел бы в лицей № 15 поступить.

Автор: Валерия Бальжиева

Подписывайтесь

Получайте свежие новости в мессенджерах и соцсетях