Моя мать, Сэжэдма Гэндэновна Дармаева, родилась 16 января 1916 года в местности Намарзан Мухоршибирского района. Ее отец, Дарма, пропал без вести в начале 30-х годов. Есть версия, что перегонял свой скот в Монголию (спасаясь от коллективизации) и хотел перевести свою семью, но не успел.
Думал, что Красная Армия не будет воевать с детьми, но глубоко ошибся. В это время в Монголии к власти пришёл Сухэ-Батор, который по приказу Сталина наглухо закрыл границу, а ранее пришедших бурят начал расстреливать, скот и имущество реквизировал. Может, мой дед перешёл в Китай, может, растворился среди халха или был сразу убит.
Красные революционные шаровары
В 1929 году дед Дарма, в составе Бурятского кавалерийского дивизиона участвовал в событиях на КВЖД, успел порубиться с казаками атамана Семёнова и был поощрён командованием, типа красными революционными шароварами. В детстве я видел фотографию, где он сидит с другими бурятами, кавалеристами, у всех лихой вид. Я часто тайком смотрел эту фотографию, для мальчика было интересно то, что у всех сабли, все затянуты в ремни. Но до настоящего момента фото, к сожалению, не сохранилось.
Черное лето 32-го
Лето 1932 года чёрной датой вошло не только в семью моей матери, оно отметилось и на судьбах всех хори-бурят. Никогда хори-буряты не подвергались таким гонениям, даже в период гонения со стороны маньчжурского хана Нурхаци. Правобережье реки Тугнуй распоряжением последнего хана золотого рода было отдано под расселение хубдутским, батанайским родам. Самые лучшие, трудолюбивые представители родов были подвергнуты репрессиям. Ведь кулаками объявили крепких хозяйственников, которые самым старательным и почти рабским трудом по обычаю предков размножали свой скот, поднимали хозяйство. В июне 1932 года моего прадеда Гындена с бабушкой и тетей Рыгземой (возможно, она мне прабабушка), а также с детьми Дармы: 20-летним Ринчином, 16-летней Сэжэдмой и 11-летним Содном-Жамсо - объявили кулаками и отправили в ссылку.
- Утром июньского дня на стойбище появились солдаты и велели в течение часа собраться, якобы их переселяют на другое место. С собой разрешили взять только одну подводу и носимые вещи. Прадедушке было уже 70 лет, тетя того старше, бабушка чуть моложе. До села Тугнуй они ехали на подводах, но в Тугнуе отобрали подводы и заставили дальше идти пешком, все имущество несли на спине, - рассказывала моя мать.
Через трое суток по жаре добрались до села Большая Кудара Кяхтинского района. Там загнали их на оцепленную территорию и объявили, что они подлежат раскулачиванию и отправке на спецпоселение. Каждый день к ним добавляли все новых и новых людей. Была большая скученность, жарко, их плохо кормили, туалетов не было. В этих антисанитарных условиях вспыхнула дизентерия. Где-то через неделю их погнали в Наушки. По дороге от бессилья и болезни падали люди, их куда-то на телеге отвозили, судьба их до сих пор неизвестна. В Наушках их загрузили в вагоны. Причём людей забили битком и погнали через Улан-Удэ на запад. По дороге их не кормили, только на станциях давали немного воды. В этих условиях по дороге умерла моя бабушка, её труп выгрузили на станции Зима, и больше о ней ничего не известно.
В Красноярском крае
Через три дня прибыли в Красноярск, там спецконтингент из Мухоршибирского и Еравнинского районов загрузили на баржи и отправили вверх по реке Енисей, в сторону Сагадайского края. Таким образом, их отправили на лесозаготовки вдоль реки Мана. Сразу же после прибытия их разбили на бригады, установили нормы и погнали на работу. Так как моя мать была маленькая, роста даже 1,6 метра не было, и к тому же несовершеннолетняя, её отправили ухаживать за скотом. Бригадир был злой, за каждую провинность бил, не давал спать, заставлял делать различные домашние работы. Жили в неотопляемом сарае, а зимой вместе со скотом. Летом 1933 года начальник колонии объявил, что кто из глав семей напишет домой письмо и родственники привезут драгоценности, будет отпускать всех несовершеннолетних. Наши родственники привезли много золота, но отпустили только младшего брата Содном-Жамсо. После его отъезда прадед Гынден сбежал, но через год его нашли и отправили в красноярскую тюрьму. Оттуда он больше не вернулся. За главу семьи остался старший брат Ринчин. Он сказал, что матери надо готовиться к побегу, так как скоро ей наступит 18 лет и её переведут на лесозаготовки и дадут взрослую норму выработки, которую она вряд ли выполнит. Невыполнявшим норму придумывали различные наказания и злостных недоработчиков отправляли на север Красноярского края, откуда живым никто не вернулся.
Зашитые в тело драгоценности
Две вещи из привезённых драгоценностей тётя Рыгзема спрятала, причём очень оригинально. Она просто зашила их в складки кожи на животе. Это были золотые серёжки и кольцо, фамильная драгоценность. И вот летом 1934 года моя мать с подругой подготовились к побегу. Золотое кольцо отдали одному местному охотнику, то ли тувинец, то ли хакас. Родственники подруги тоже ему что-то дали. Он обещал провести девушек по тайге до железной дороги. Забрав барыш, он повёл девушек в тайгу, но не к железной дороге. А привёл их к себе на охотничий участок и объявил, что они обе будут его жёнами и выполнять его капризы. Демонстративно их избил, но девушки кое-как отбились от него и убежали в тайгу. Почти неделю они блудили по тайге и вышли на стоянку старообрядцев.
Старообрядцы их накормили, хотя домой не пустили, и показали дорогу через хребет. Дня через два они попались конному патрулю. Их связали и погнали в комендатуру, которая была в другом селе. Чтобы они быстрее шли, конвоир подстёгивал их бичом. Было жарко, увидев колодец, они попросили попить, тогда конвоир издевательски привязал их к колодцу, а сам пошёл в дом. Откуда-то появилась женщина, развязала их и сказала, чтоб они огородами бежали на конец деревни, там работают какие-то азиаты, лес грузят. Азиаты оказались иркутскими бурятами, они помогли девочкам дальше бежать, дали одного сопровождающего мальчишку. Он привёл их к реке и посадил на плоты с лесом, плотогонщики тоже были буряты, но вольные. Они привезли их до Красноярска и посадили в грузовой поезд с лесом, который шел до Ангарска. Кстати, буряты снабдили их деньгами на дорогу. Там они сели в пассажирский поезд и доехали до Улан-Удэ. Отсюда, по заранее намеченному плану, моя мать пошла в село Нарин, около Новоильинска Заиграевского района, а подруга - к нашим родственникам в Намарзан. Где-то через год, убедившись, что никто их не ищет, девочки поменялись местами. Так моя мать до конца жизни прожила без паспорта, не могла получить пенсию, хотя всю жизнь работала. Родила и воспитала семерых детей.
Из «махорочных» рассказов
Николая Сандаковича Батуева
Полную версию истории семьи Сандаковых читайте в свежем номере «Информ Полис» от 28 октября 2015г.
