«Японка» из села Орот

Зная в совершенстве японский язык, Дарима Дамбаева даже не помышляла побывать в Стране восходящего солнца. Переводчицу, изучавшую язык в годы войны в Московской агентурной спецшколе, никогда бы не выпустили за рубеж



Вечерами, когда в тихом селе Орот Кижингинского района жизнь совсем замирает, 82-летняя Дарима Шойбоновна Дамбаева достает из шкафчика старую книгу. Некогда черный, а теперь побелевший от времени переплет истерт от частого чтения и разваливается на-двое. Вместо обычных букв там японские иероглифы. Привычно открывает томик с конца и быстро читает справа налево. Книга называется «Женская и детская преступность». Факты, изложенные в ней, полувековой давности. Женщина читает по-японски не потому, что ее интересует криминал в далекой Японии, просто другого выбора нет. Стоят еще на книжной полке избранное писателя Чкаматеу, которое она знает наизусть, и толстенный русско-японский словарь. «Без практики любой язык забывается, — отмечает Дарима Шойбоновна. — Надо постоянно читать, ведь поговорить-то не с кем».
В высшую школу КГБ Дарима поступила в январе 1943 года , даже не окончив 9 классов. В начале войны девушка, уехав из родительского гнездышка в Ороте, жила и училась в Улан-Удэ. Из всех желающих сотрудники НКВД и обкома комсомола отобрали 10 девушек и парней бурят. Самые младшие из них были Дарима и ее одноклассник Ким Цыденов. «Теперь-то я понимаю, что, опасаясь нападения Японии, чекисты готовили специалистов-азиатов, которые знали бы японский язык, — говорит Дарима Шойбоновна. — Я же, глупая девчушка, очень хотела побывать в Москве. И как ни пытались отговорить меня от этой затеи мои родители, настояла на своем».
В Москве отличница Дарима на четверку написала диктант и стала курсантом. Учеба была интересной, но в то же время интенсивной. Теми знаниями, которые в обычном вузе давались в течение четырех-пяти лет, курсанты спецшколы овладели за два с половиной года. «Мне легко давался чужой язык, — вспоминает Дарима Шойбоновна. — Я нашла сходство с родным языком. В японском, как и в бурятском, синтаксически одинаково построены предложения. И еще одна особенность: как в одном, так и в другом языке значение двух-трех слов умещается в одном».
Выпускникам, окончившим необычную школу в звании младшего лейтенанта, не выдали свидетельств об окончании, лишь взяли подписку о неразглашении секретных сведений. Даже стажировка не походила на обычную: практиковались в зоне с японскими военнопленными.
В работе не ценились уроки рукопашного боя или навыки в стрельбе, требовались прекрасное знание японского языка, аккуратность и скрупулезность, ведь, переводя донесения разведчиков, нельзя было ни на толику исказить их содержание. Дарима много работала с японскими архивными материалами, ее переводы умещались в целые тома. Как-то нашла среди документов учебник старо-монгольского языка для японцев. Между делом выучила и этот язык. Позже освоила и китайские иероглифы.
В рутинной бумажной работе находилось место и командировкам. В Красноярске три месяца жила в лагере для военнопленных. «Они там завод строили, — вспоминает Дарима Шойбоновна. — Вежливые такие, культурные. Между собой субординацию соблюдали: офицеры в одном месте располагались, солдаты отдельно от них. На двери моей комнатки задвижки не было. Я попросила дежурного японского солдата приделать крючок. Он обиделся и, пока ремонтировал, все приговаривал: «Зачем запираться? Плохих японцев не бывает». А я по советским карикатурам на самураев судила, и представление о них было не самое приятное».
Видела Дарима и других японцев, когда переводила их показания на суде в Хабаровске: жестоких и беспощадных.
Один раз для Даримы Дамбаевой нашлась «мирная» работа. На Камчатку ездила. Там задержали шхуну с японскими рыбаками, потребовался переводчик.
В середине пятидесятых годов услуги переводчика японского языка уже не понадобились. Дарима Шойбоновна перешла на гражданскую службу. Верная себе, отправилась снова учиться. На этот раз английскому языку. Ученики Хоринской школы вряд ли могли заподозрить, что их интеллигентная «англичанка» — настоящая чекистка.
Позже Дарима Шойбоновна работала в БНЦ, откуда ушла на заслуженный отдых.
Сотрудников КГБ никогда не поздравляли публично. Однажды старшего лейтенанта Дамбаеву пригласили, чтобы вручить ей подарок — часы. «А я почему-то так хотела, чтобы мне вручили именное оружие, — смеется Дарима Шойбоновна. — Честное слово, как маленькая».
В Ороте, в крохотном домике, где она живет, половину комнатки занимают живые цветы. Их разводит Дарима Шойбоновна, некоторые из них в человеческий рост. Интересы у нее самые разносторонние, а память свежая и цепкая.

Автор: